Джаз-фьюжн группа из города Ниш Eyot отметит свое десятилетие в Сибири. «Зауральскую» часть своего тура в поддержку альбома Innate сербы начнут концертом в публичной научно-технической библиотеке в Новосибирске 24 марта, а уже на следующий вечер выступят в Красноярской филармонии. Пианист Eyot ДЕЯН ИЛИИЧ рассказал в интервью «КС» о своем отношении к джазу, о трех самых ярких впечатлениях из последних путешествий и о том, что объединяет Eyot с «Нирваной».
— При том что музыка Eyot — прекрасный образец того, что мы условно называем современным джазом, со всеми его заумными аккордами и «хромающими» ритмами, в ней есть и нечто другое, отсылающее к магическим первоистокам музыкальной культуры: вводящая в транс шаманская монотонность, эротический экстаз. Что по большому счету для вас важнее — интеллектуальность музыки или ее психоделичность?
— Скорее психоделичность. Но, безусловно, все это очень завязано на знание и понимание музыки, которые мы используем для выражения своих идей и чувств. В первую очередь мы все-таки играем музыку для себя, а уже во вторую — делимся этим с другими. С этой точки зрения идти через некоторую, назовем это так, «мантровость» — поистине самоценный опыт. И я думаю, что отчасти поэтому аудитория и чувствует, что мы хотим сказать…
— Назовите одно или несколько музыкальных направлений, жанров, влияние которых на вашу музыку полностью исключено. Другими, словами, какая музыка вам совершенно чужда и неинтересна?
— Каждое направление содержит что-то достойное, но только в том случае, разумеется, если это направление искренно. Если что-то делается только для достижения славы или зарабатывания денег, вы сразу слышите в этом «пластиковый» звук и фальшивые эмоции. Неважно, джаз ли это будет, академическая музыка, рэп или эстрада последнего разбора. И этого на самом деле полно везде. Так что дело не в жанрах и направлениях, а именно в самом подходе к музыке: именно неправильный, нечестный подход и может сделать ее отталкивающей.
— Как чаще всего создаются новые композиции? Бывает ли, что это происходит в процессе совместного музицирования, импровизации, или один из вас приносит полностью готовую вещь и раздает партитуры остальным участникам группы?
— Я вообще не записываю музыку нотами. Но любое наше произведение может быть, разумеется, формально записано, поскольку каждый звук и тон имеют свое время, место и смысл. Я люблю писать музыку вместе с группой, это что-то вроде спонтанной композиции, когда ты в реальном времени слышишь, что что-то звучит действительно правильно и хорошо. На первом шаге я всегда ищу конкретную форму, по которой будет выстроена композиция. Когда форма найдена, наполнить ее не так сложно. Я внимательно слушаю свои внутренние ощущения, которые сразу говорят, что нечто состоялось и закончено. В некоторых наших композициях прописано практически все, в некоторых оставлены блоки для импровизации, но в каком-то смысле и эта импровизация — часть большой композиции. В нашей музыке любое инструментальное соло должно быть единой частью общей темы. В конце концов, когда композиция доведена до ума, даже импровизации в большей части выписаны, хотя простор все равно остается, и порой происходит еще что-то новое, импровизированное, что мы стараемся сохранить для использования в будущем.
— Вашу музыку сравнивают с творчеством группы «Нирвана». Это обоснованное сравнение? Может, просто какой-то критик сказал, а за ним стали все повторять?
— Nirvana — это группа из маленького города Абердина около Сиэтла, у которой получилось стать одной из самых великих групп в мире всего за несколько лет, начав в качестве абсолютных аутсайдеров с точки зрения шоу-бизнеса и разнеся потом в прах все правила этого шоу-бизнеса. А мы не одна из самых великих группы в мире, и мы еще и из Сербии, что делает наш путь даже более сложным. Пришлось проломить множество стен для того, чтобы найти свое место в глобальном музыкальном сообществе. Пожалуй, только в этом и есть реальная аналогия с «Нирваной», а не в звучании, конечно же. Хотя я полагаю, что в нас есть та же самая сырая, несдержанная энергия и эмоциональность. Все остальное, безусловно, совершенно не так. Но я люблю эту группу. Она цепляет, во всех смыслах, и я понимаю, почему продюсеры и журналисты постоянно пользуются этим сравнением.
— Вы много гастролируете, ездите по миру. Вспомните три самых ярких впечатления из последних путешествий.
— Путешествовать и видеть новые места. Встречаться с людьми и заводить новых друзей. Пользоваться возможностью исполнять нашу музыку перед максимально широкой аудиторией.
— Считается, что джазовый музыкант, чтобы выживать в современном мире, может сыграть все что угодно. Вы с этим согласны? Вам когда-нибудь предлагали играть на корпоративе?
— Мы регулярно получали такие запросы, причем нам предлагалось исполнять именно нашу музыку, а не каверы. Но мы всегда отклоняли их. Неважно, насколько серьезно предложение в смысле оплаты, мы просто не играем в такие игры. Хотя случается, что фестивали выставляют нас на довольно странные сцены. Однажды в Болгарии, например, руководитель фестиваля взял нас, вообще не слушая музыку как таковую (как выяснилось позже, он полностью доверился рекомендации кого-то из знакомых). И в итоге он поставил нас выступать в фойе какого-то отеля, куда люди пришли за легким танцевальным джазом свингового толка. Половина зала опустела, прежде чем мы закончили первую композицию. Но другая половина получила удовольствие. Так что это было забавно…
— Вопрос о семье. Жизнь музыканта всегда противоречит нормальной семейной жизни и предсказуемому графику. Как вы относитесь к этой проблеме?
— Мы стараемся, чтобы общее количество концертов за год было в пределах 30–40. В этом случае у нас остается достаточно времени, чтобы проводить его дома с семьями и жить нормальной жизнью. Нам на самом деле везет, что мы можем жить с того, что делаем, — это не просто какое-то сумасшедшее хобби, а работа, которая позволяет обеспечивать именно такой режим. Но прийти к этому было непросто, и надо сказать, что мы бы к такому равновесию никогда не пришли, если бы не поддержка наших семей.
— Как именно эти четыре человека составили группу? Были ли намерения или попытки изменять состав, возможно ли это вообще чисто технически в случае, когда кому-то придется уйти — например, переехать в другую страну?
— Ну, об этом мы подумаем не раньше, чем такая угроза станет реальной. На самом деле мы сейчас одна из самых «долгоиграющих» сербских групп, которая существует в неизменном составе. Вне зависимости от жанров, заметьте. И я уверен, что достичь такого постоянства очень трудно, какую бы музыку вы ни исполняли. Но я надеюсь, что именно так все и будет продолжаться еще много и много лет. По крайней мере, пока нам будет что сказать, пока мы будем звучать хорошо, пока у нас будет получаться играть достойную музыку.
— Что для вас Сербия — лично, профессионально, исторически, «жизненно»? Можете ли вы остаться тем же человеком и музыкантом, если придется уезжать?
— До того как появилась группа, я очень и очень часто думал о том, что уезжать придется. Но после того как мы начали играть и гастролировать, все причины для таких мыслей исчезли. И теперь каждый раз, возвращаясь из тура в Сербию, я хочу оставаться здесь все больше и больше. Мы уже видели многое в этом мире и видим все больше. Да, конечно, дома хуже, чем в некоторых местах. Но все равно лучше, чем в некоторых других местах. Я начал понимать, что все в твоих руках, и ты сам решаешь, как тебе прожить жизнь. А это — наша страна. Достичь какого-то успеха, оставаясь здесь, сложно, но когда это удается — ты гордишься по-настоящему. Интернет сделал мир меньше, появился доступ ко многим вещам, которые раньше были невозможны. Так что из своих путешествий мы привозим домой впечатления о других странах и людях и как-то привносим это в свою музыку — но и наоборот: мы рассказываем иностранной аудитории об истинной музыке Сербии, о нашем собственном огне.
WPBuild.Ru