«Сибирское соглашение« должно строить горизонталь власти»

По мнению томского губернатора Виктора Кресса, межрегиональная ассоциация «Сибирское соглашение» после создания института полномочных представителей президента получила второе дыхание и по-прежнему способна решать задачи, которые стоят перед сибирскими регионами. В интервью корреспонденту «КС» АНДРЕЮ БЕЛОУСУ ВИКТОР КРЕСС рассказал о том, как за 15 лет менялись формы работы первой в России межрегиональной ассоциации, и что изменилось в ее работе после создания федеральных округов.

— Виктор Мельхиорович, вы один из немногих действующих руководителей сибирских регионов, кто стоял у истоков создания в 1990 году ассоциации «Сибирское соглашение». Какие причины способствовали появлению ассоциации, какие главные задачи стояли перед вами 15 лет назад?

— Нас объединило в «Сибирское соглашение» стремление выжить. В начале 90-х, если вы помните, плановая система в СССР начала трещать по швам. Был объявлен переход к рынку, но, естественно, в то время никакого рынка еще не было. Первая встреча в рамках будущего «Сибирского соглашения» прошла в Кемерове. Почему в Кемерове? Накануне отопительного сезона это было логично. В Кузбассе есть уголь, который тогда являлся основным топливом для котельных. И цель нашей встречи была очень простой: не дать городам замерзнуть.

Вторая причина, которая подтолкнула нас к созданию ассоциации, была связана с продовольственным зерном. В Томской области в советское время продовольственное зерно не выращивали, но при этом ежегодно потребляли его в объеме около 120 тысяч тонн, которые получали централизованно. В 1990 году никаких централизованных поставок зерна уже не было. Но зерно было у наших соседей в Алтайском крае и Омской области. Они в свою очередь нуждались в угле, который мог дать Кузбасс. А мы могли заинтересовать Кемерово нашим лесом, который необходим для крепежных конструкций в шахтах, и нефтью. Так появилось «Сибирское соглашение».

Уже в дальнейшем появились более глобальные задачи — как защитить Сибирь и сибиряков на федеральном уровне? Цель быть услышанными на федеральном уровне стала одной из главных в работе нашей ассоциации. Сибирь охватывает огромную территорию, но людей здесь живет мало. И мы невольно проигрываем, когда речь идет о представительстве в выборных органах власти. Как известно, в Госдуму России выбирают не от площади территории, а от количества жителей. Поэтому сначала в Верховном Совете СССР и России, а чуть позже в Госдуме наших представителей всегда было мало. Голос наших депутатов был малоразличим.

— На ваш взгляд, «Сибирскому соглашению» удавалось в то время привлекать внимание федерального правительства к проблемам Сибири?

— Да, постепенно к нам начали прислушиваться. Может быть, это происходило потому, что «Сибирское соглашение» было первым межрегиональным объединением в стране. Первоначально наше объединение вызывало даже серьезные опасения у федерального центра. Одно время у членов «Сибирского соглашения» был имидж сепаратистов. Некоторые политики в Москве заявляли, что истинная цель создания МАСС — отделение Сибири от России. Разумеется, ничего подобного ни у кого из нас в мыслях не было. Но на наши заседания начали приезжать не только ключевые министры российского правительства, но и премьер. Для федерального центра эта была возможность обкатать здесь, в Сибири, те или иные решения. А для нас — возможность их корректировать. Согласитесь, это было немаловажно.

— Кто из руководителей сибирских регионов оказывал и оказывает наибольшее влияние на политику ассоциации?

— Все, кто тогда работал. Мы были едины. Дважды руководителями ассоциации избирались губернатор Новосибирской области Виталий Муха и глава Омской области Леонид Полежаев. Потом появились руководители новой волны. Все понимали важность «Сибирского соглашения», поэтому старались активно участвовать в работе ассоциации. Правда, не всегда это происходило сразу. Я помню, когда Александр Лебедь был только избран губернатором Красноярского края, меня от «Сибирского соглашения» (я тогда был председателем ассоциации) попросили поздравить его. Я поехал на инаугурацию в Красноярск и после церемонии у нас состоялся разговор. Он сразу заявил, что не понимает, зачем нужно «Сибирское соглашение» и что оно может дать ему как губернатору. Я ответил, что ассоциация появилась не затем, чтобы кому-то что-то давать, а для того, чтобы, сложив усилия, сделать жизнь в Сибири лучше. Довольно быстро Лебедь изменил свое отношение к «Сибирскому соглашению» и стал активно работать с нами. В то время авторитет ассоциации в стране был настолько большой, что для лидера региона в условиях выборности невозможно было в ней не участвовать. Кроме того, по принципу «Сибирского соглашения» стали создаваться и другие межрегиональные ассоциации по сферам деятельности.

— Что изменилось в работе «Сибирского соглашения» после создания института полномочного представителя президента в Сибирском федеральном округе?

— Конечно, наша работа видоизменилась. В Сибири появились две структуры, задачи которых несколько отличались, хотя в главном — защите интересов сибиряков — были схожи. Эта тема все чаще стала затрагиваться после прихода на должность полномочного представителя президента Анатолия Квашнина. Причем не только самим полпредом, но и его заместителями и окружными чиновниками. С политической точки зрения наши задачи различны. Задача полномочного представителя президента — выстроить вертикаль. А «Сибирское соглашение» все это время строило горизонталь. Хотя до того момента, как был создан институт полпредов, «Сибирскому соглашению» тоже приходилось заниматься строительством этой самой вертикали. Мы вынуждены были этим заниматься, потому что больше этого не делал никто. Я могу смело утверждать, что с введением полпредств округ не подмял под себя ассоциацию, как это произошло в ряде других регионов страны. В этом есть и заслуга профессионального дипломата Леонида Драчевского, который осознавал, что наша совместная работа будет намного более эффективной и полезной и для Сибири, и для всей страны.

— Но в последнее время заседания совета ассоциации «Сибирское соглашение», которые проходят совместно с советом Сибирского федерального округа, потеряли остроту. Как вы считаете, почему у заседаний МАСС уже нет такого резонанса, как раньше?

— Наши совместные заседания вызваны исключительно отсутствием свободного времени у их участников. Что касается остроты, то тут вы правы, ее стало меньше. Прежде всего это связано с тем, что многие вопросы, которые сопровождались горячими дискуссиями на заседаниях ассоциации, сегодня решаются автоматически. Например, в середине 90-х годов не было никаких гарантий того, что территория получит положенные ей трансферты, даже если есть соответствующая строка в федеральном бюджете. Надо было специально выбивать в Минфине предназначенные для региона деньги. И в то время на заседаниях «Сибирского соглашения» мы довольно много об этом говорили. Самым желанным гостем на этих заседаниях был, естественно, министр финансов, которого губернаторы с удовольствием «мяли». Сейчас этого не происходит, потому что правительство перечисляет запланированные в бюджете деньги для регионов без проблем.

Сейчас нам не мешало бы поострее действовать в момент подготовки проекта федерального бюджета. В прошлом году в рамках «Сибирского соглашения» такая работа началась. Продолжается она и в нынешнем. В конце октября мы совместно с советом СФО проведем заседание ассоциации по проекту федерального бюджета 2006 года. Наши финансисты уже подготовили свои замечания к проекту.

К моему удовлетворению, в этом вопросе мы сейчас едины: и руководители регионов, входящих в «Сибирское соглашение», и полпредство, которое нас поддерживает. При этом я понимаю, что за такой подход полномочного представителя президента и его заместителей в Москве вряд ли похвалят, но они защищают интересы сибиряков.

— И все-таки заседания совета ассоциации уже не вызывают резонанса на федеральном уровне. Почему в федеральном правительстве стали меньше обращать внимания на деятельность МАСС, и ключевые министры перестали посещать заседания «Сибирского соглашения»?

— Потому что вопросы, касающиеся функционирования вертикали власти, которые раньше федеральные чиновники вынужденно решали сами, теперь решает представитель президента. Раньше эта функция была монополизирована «Сибирским соглашением», но после создания полпредства от нас ушла. Поэтому министры решают свои проблемы с полпредами и приезжать на заседания ассоциации у них нужды нет.

Хотя, на мой взгляд, это не совсем правильно, поскольку нам хотелось бы, чтобы представители правительства принимали участие в обсуждении наших проблем, которые не столько наши, сколько общегосударственные. Совсем недавно глава Министерства экономического развития Герман Греф, вернувшись с Дальнего Востока, заявил на заседании федерального правительства, что необходимо срочно решать проблему средней и малой авиации в стране. Либо самим начать производить самолеты третьего класса, которые заменят Ан-24, либо покупать их за границей. Потому что, по словам Грефа, сегодня нельзя попасть по воздуху из Читинской области в Бурятию. Так же как нельзя попасть из Томска в Новосибирск или Иркутск. Проблема в том, что мы на «Сибирском соглашении» об этом говорим уже десять лет! Оттого, что члены федерального правительства сегодня игнорируют заседания совета ассоциации «Сибирское соглашение», теряем не только мы, но и само правительство.

— Что может быть связующим звеном сибирских территорий, учитывая разницу в экономическом развитии регионов? Насколько существенными были разногласия между участниками «Сибирского соглашения» за эти 15 лет?

— Конечно, они были. Но это не столько разногласия, сколько разный уровень проблем, который обусловливается на разном уровне развития регионов. Есть регионы-доноры, но большинство — реципиенты. Есть доноры с высокой обеспеченностью, есть с низкой. С 2006 года Томская область переходит в категорию доноров, но мы сами считаем, что еще не созрели для этого статуса. Видимо, Томская область будет в самом конце списка доноров среди российских регионов, в связи с чем проблем у нас вряд ли уменьшится. Поэтому искусство руководителей МАСС и региональных лидеров заключается в том, чтобы мы здесь, в Сибири, не двигали локтями, а чувствовали плечи. И там, где можно уйти от конкуренции, надо уходить.

Вот свежий пример по созданию в Сибири технико-внедренческих зон. В Новосибирске наиболее развита академическая наука, а в Томске больше развита вузовская, хотя вузов у нас несколько меньше, чем в Новосибирске. Но мы одинаково сильны в целом по вузовско-научному комплексу. И сейчас мы оказались с Новосибирском конкурентами в борьбе за право создать технико-внедренческую зону. Хотя по-хорошему мы должны быть партнерами. Можно «развести» зоны и поделить возможности между нашими регионами.

— Вы можете назвать успешные экономические проекты, которые были реализованы в рамках ассоциации «Сибирское соглашение»?

— Такие проекты есть. По большей части они связаны с развитием инфраструктуры и дорог. Например, недавно омичи на западе Томской области построили мост через реку Тара, который соединил наши нефтедобывающие районы с Омском. Мы получим еще одну дорогу, которая свяжет нас с центром страны, а нефтяники получат выход на регион, в котором развито производство продовольствия.

Другой инфраструктурный проект мы реализовали совместно с Новосибирском. Теперь у нас есть две автомобильные дороги, связывающие наши областные центры. Сейчас аналогичный проект реализуем с кемеровчанами. Ну, а дальше надо развивать трубопроводный транспорт и коммуникации. В этом направлении, может быть, пока нет ярких успехов, но продвижение заметно. Подобные партнерские проекты в рамках «Сибирского соглашения» должны существовать и развиваться. И если они действительно партнерские, мы всегда будем поддерживать их.