Посланник

Схемотехника hi—fi стала чистым искусством. Знакомый инженер рассказал, что в его мастерскую на почетную стену из Nakamichi, Onkyo и Harman/kardon приходят «просто посмотреть» как представители «старой школы», так и хипстеры. Одни — вспомнить, уточнить свои эталоны. Другие — за философским благословением совершенным звуком, который придает любой музыке дополнительный смысл, божественный отсвет. Я часто слышу, что джаз сегодня как hi—fi — уточняет, благословляет, придает.

Но это если игнорировать лучших представителей джазовой современности. От музейного высокотехнологичного собрания такую музыку отличает «физиологичность». Это вот когда контрабасист первые только ноты сыграл, а у тебя уже волоски на руках дыбом. Организм слышит «наперед». Тут не в авансе, спровоцированном рекламой, дело. Бывает, включаешь пластинку незнакомого музыканта, а его вибрации охватывают с первых нот. Время и технологии над такими не властны.

Случается такое просветление и с легкой задержкой, как это было на концерте Алексея Подымкина в ДУ СО РАН. Наш выдающийся барнаулец, живущий в Москве, вышел сосредоточенным, ополчился на клавиатуру рояля, победил. Его компания — саксофонист Сергей Баулин, контрабасист Макар Новиков и барабанщик Михаил Фотченков — тоже сосредоточенно занималась делом. Плотно, прихотливо, без зазорчика — первую пьесу собрали, как дорогую мебель.

Хлопали тоже сосредоточенно — будто сотрудники ОТК. И тут Алексей взял микрофон, улыбнулся ему, посекретничал о том, что в закулисье Дома ученых впервые в 1985 году побывал, и что смотрел тогда на первостатейных сибирских джазменов — Игоря Дмитриева и Евгения Серебренникова — как на полубогов. Они уже приплясывали на джазовой тропе, когда Алексей только выбирал туда путь. И что хлопали тогда куда как азартнее. И тут публику прорвало.

Никакой ностальгии — в зале хватало тех, кто только-только родился 15 лет назад, когда Подымкин уже перебрался в Москву. Не было в этом и преклонения перед нью-йоркской звездой Майлзом Гриффитом. Он, конечно, мастер скэта, исполнивший одну из главных партий в оратории «Кровь на полях», за которую автор — Уинтон Марсалис — получил Пулитцеровскую премию. Но, во-первых, мы живого Бенни Голсона видели, а во-вторых, Майлз… не приехал.

Случилось, как говорится, страшное. Легкомысленный папаша Гриффит буквально на минуту оставил своего ребенка запертым в авто. В Америке это тяжкое преступление. Так в одночасье певец оказался невыездным, его спешно заменили совсем юным Робби Пэйтом. Говорят, Робби успел разделить сцену с Кларком Терри и Роном Картером — не суть. Значимее, что он оказался блюзовым и пластичным, ни одной ноты не взял «в лоб». В нем проявилась эта абсолютная «черная» свобода фразировки, которая дает слушателю шанс узнать эвергрин с новой стороны, посмаковав, недоумевая по поводу новой «начинки».

Зал загудел. А когда Макар Новиков начал Moanin’ — взорвался. И тут Алексей Подымкин, словно посланник, показал, каким должен быть джаз — сложным, но не отталкивающим, заводным, вовлекающим, но не заигрывающим. Вот это легкое отношение к груву, умение «накатывать» музыку волнами, отклоняться от метра и «гармошки» не потому, что тебя в консерватории научили транспонировать, а потому, что композиционно «понесло», перед сложным фортепианным размышлением вставлять шоу на духовой гармонике, честно общаться с залом и, по признанию общих новосибирских друзей, «оставаться все таким же искренним, как в день приезда в Новосибирск — невзирая на свой московский и международный успех».