Энциклопедия «сладкой жизни»

Большой вопрос, что первичнее — материя или сознание, курица или яйцо, жизнь или искусство. Скажи «Сладкая жизнь» — и не во рту станет сладко, как от халвы, а вспомнишь Марчелло Мастроянни в фильме Феллини. La dolche vita. Или просто, по-нашему — дольче вита. Потому что понятно без перевода.

Выражение это существовало в итальянском языке с незапамятных времен, и лингвисты утверждают, что смысл его восходит к античности — древнегреческие боги, обитавшие на Олимпе, питались исключительно амброзией и вели эту самую дольче вита. Так что Федерико Феллини термина не изобретал. Но зато гениальный режиссер зафиксировал в кадре новую реальность послевоенной Италии, узнавшей экономи-ческий подъем, забывшей о католицизме и ринувшейся в пучину веселья и развлечений. После фильма Феллини понятие «сладкая жизнь» стало совершенно определенным — это способ существования, модус, так сказать, вивенди, который ведут представители артистических кругов, крупной буржуазии и существующей еще сословной аристократии. Именно из этих ингредиентов и составляется тот бьющий в голову коктейль, который и называется сейчас «высшим светом». Формула получилась универсальная — сегодня разве что доля аристократии минимальна, а жаждущая удовольствий буржуазия и шоу-бизнес, сросшиеся, как сиамские близнецы, и олицетворяют сладкую жизнь. Кино, мода, фэшн-индустрия, от-кутюр, высокая кухня и дорогие рестораны, модельный бизнес, глянцевая и желтая пресса, клаббинг — все это стороны сегодняшней дольче вита, которая в своих проявлениях вполне интернациональна и не имеет национальных отличий.

Фильм Феллини, вышедший в 1960 году и зафиксировавший новую реальность, впервые, может быть, четко отметил не только наступление самой сладкой жизни, но и то, что она не может существовать без прессы — светской хроники, скандалов, сплетен, пронырливых репортеров и папарацци. Само слово «папарацци», обозначающее беспринципного фотографа, караулящего любой шаг известной (сегодня говорят — медийной) персоны, появилось на свет как раз благодаря этому фильму — Папараццо зовут одного из персонажей, фотографа, с которым работает на пару главный герой — светский хроникер Марчелло, которого играет Мастроянни. Его герой — обаятельный и циничный писатель, не способный написать ничего, кроме газетных заметок, втянут как равноправный участник в водоворот развлечений.

Есть, забегая вперед, абсолютная логика в том, что само понятие «сладкая жизнь» имеет итальянский акцент — никто лучше итальянцев не разбирается в атрибутике этой жизни, никто не способен производить такой дизайн в любых областях и сферах — «ламборджини», «мазерати», «дольче-габбана», «армани», и прочая, прочая — без этих слов, перевода которых с итальянского просто не существует, жизнь непредставима.

Фильм зафиксировал новую реальность послевоенного мира предельно точно — причем не только итальянскую, но и европейскую, и даже мировую. Нельзя сказать, что жажда удо-вольствий и веселья — что-то новое в истории человечества. В разные эпохи «сливки общества», свет и богема были склонны к развлечениям. Искусство, во всяком случае, свидетельствует об этом — возьмем, чтобы не углубляться в древность, относительно недавнее время, хотя бы «эпоху джаза» в 20-е годы в Америке или Париж первой половины прошлого века, между двумя войнами, второе пришествие «бель эпок». Об этом — романы друзей-соперников, «Великий Гэтсби» Фитцджеральда и «Фиеста» Хемингуэя. Но после Второй мировой сладкая жизнь воцарилась во всех столицах.

То, что внимательнее всего в гущу «сладкой жизни» всматривалось кино, неудивительно. Можно даже не брать многие второразрядные ленты, так или иначе отразившие свое время, но и у самых знаменитых режиссеров — Годара, Антониони, Олтмена, Феррери — найдутся фильмы, эту жизнь запечатлевшие. Конечно, никто из этих художников не воспевал идеологию и философию дольче вита, скорее, все они это «сладкое» существование подвергали сомнению (либо создавали прямую сатиру), но во многих лентах шарм и блеск этой наполненной развлечениями и удовольствиями бесцельной жизни переданы куда как убедительно.

Годар снял свой фильм «На последнем дыхании» одновременно со «Сладкой жизнью» Феллини, и хотя в этой работе убежденный «левак» по определению не мог поддаться обаянию света, все равно в ленте в криминальный сюжет то и дело прорывается закадровая жизнь модного Парижа — из витрин кафе и магазинов на Елисейских полях, из разговоров, благодаря непрерывно звучащему джазу, появлению второстепенных персонажей. Да и герой молодого Бельмондо, обаятельный мелкий гангстер, влюбленный в начинающую американскую журналистку, — он, сам того не сознавая, уже влип в сироп сладкой парижской жизни.

Фильм другого киноклассика Антониони «Фотоувеличение» («Блоу-ап»), снятый по рассказу Кортасара в Лондоне, тоже о дольче вита, точнее — об иллюзорности такой жизни. Герой — модный фотограф, и вся его жизнь — непрерывная охота за сюжетом для своих фото, будь то скандальный репортаж из жизни рабочих или съемка моделей. Марихуана, вечеринки, групповой секс — это уже образ дольче вита от Антониони. Большие художники внимательны к жизни, и закономерно, что герой — фотограф. Именно фотография в какой-то момент становится самым главным искусством «сладкой жизни» — глянцевые журналы требуют новых и новых снимков звезд и светских персонажей, спрос рождает предложение — и начиная с 60-х годов появляется легион модных фотографов. Назвать можно многих, но немногие сумели возвести этот жанр в степень искусства. Пожалуй, стоит упомянуть разве что Хельмута Ньютона.

В Америке, естественно, проводником и катализатором дольче вита всегда был Голливуд. Фабрика грез и ярмарка тщеславия — где же еще сладость жизни может достигать состояния рафинада! Об этом мире — звезд, денег, успеха, провалов, роскоши и удовольствий — снято немало фильмов, хотя безусловно достойных внимания не так и много (а так ли много вообще достойных внимания фильмов?). Самые лучшие — где эта жизнь дана не напрямую, а через персонажей, стремящихся попасть в нее, таких, например, как очаровательная героиня Одри Хепберн в «Завтраке у Тиффани» (по роману суперпопулярного Трумена Капоте, писавшего в том числе и для самых модных американских глянцевых журналов, а в свободное от писательства время водившего тесную дружбу с Мерилин Монро и прочими звездами).

Об изнанке «сладкой жизни», о голливудском закулисье — один из лучших фильмов Роберта Олтмена «Игрок», беспощадная сатира на голливудские нравы, причем фильм нашпигован реальными звездами первой величины, мелькающими в кадре по несколько секунд только ради того, чтобы сняться у мэтра. Еще более едок и беспощаден Олтмен в «Готовом платье» («Прет-а-порте»), где он выворачивает наизнанку мир высокой моды — снимая, к слову, вместе с актерами настоящих моделей и живых знаменитых кутюрье. Но как бы ни был желчен мастер, изображенный им мир все равно не лишен обаяния, блеска, человечности, наконец.

А провокатор Марко Феррери в «Большой жратве» вбивает настоящий осиновый кол в один из компонентов «сладкой жизни» — высокую кухню и гурманство. В фильме четверо персонажей, запершись в парижском особняке, предаются изысканному и непомерному чревоугодию, не страшась даже смерти от обжорства…
Можно сказать, что великие режиссеры, окунаясь в «сладкую жизнь», все равно оставались моралистами, и человек для них был важнее очарования этой жизни. Хотя, что и говорить, очарование они умели передать как никто. В советское время, допустим, моральная нота этих лент для нашего зрителя звучала глухо — а убедительные картины роскоши и удовольствий затмевали остальной, более серьезный смысл.

С уходом великих «обмелели» и произведения о «сладкой жизни». Навскидку вспоминается «производственный» фильм о жизни глянцево-журнального бизнеса «Дьявол носит Prada». Не то что дольче вита уже не так сладка, как раньше, но и фильмы, и книги получаются донельзя приторными.

Российское искусство взялось осваивать отечественную «сладкую жизнь» с момента, когда эта жизнь только-только зарождалась. Получается, мягко говоря, не очень. Фильм «В движении» Янковского-младшего с Хабенским в роли светского репортера да «Глянец» Кончаловского-старшего — больше вспомнить и нечего. Не книги же Оксаны Робски и Сергея Минаева, в самом деле. Тем не менее Москва сегодня считается мировой столицей «сладкой жизни» — и прекрасно, надо сказать, обходится без фильмов и книг. Глянцевых журналов, желтой прессы и телевидения для персонажей этой жизни вполне достаточно.