Оправдание Макбета

Премьера парижско-новосибирского «Макбета», о которой в последнее время столько говорили и которую так ждали, состоялась. Все ожидания оправдались: спектакль обречен стать главным событием года на российской оперной сцене. Причем не только в силу беспрецедентности и масштабности проекта — первой совместной постановки российского театра с Парижской оперой, — но и из-за убедительности художественного результата. Режиссер и сценограф Дмитрий Черняков и дирижер Теодор Курентзис создали спектакль глубокий, ясный и эмоциональный.

Премьера парижско-новосибирского «Макбета», о которой в последнее время столько говорили и которую так ждали, состоялась. Все ожидания оправдались: спектакль обречен стать главным событием года на российской оперной сцене. Причем не только в силу беспрецедентности и масштабности проекта — первой совместной постановки российского театра с Парижской оперой, — но и из-за убедительности художественного результата. Режиссер и сценограф Дмитрий Черняков и дирижер Теодор Курентзис создали спектакль глубокий, ясный и эмоциональный.

О том, как начинался и развивался проект, впору писать отдельный обстоятельный текст. Если вкратце, то стоит назвать хотя бы главных действующих лиц: интенданта Парижской национальной оперы Жерара Мортье, директора (уже бывшего) НГАТОиБ Бориса Мездрича, Дмитрия Чернякова и Теодора Курентзиса. Мортье два года назад увидел в Большом поставленного Черняковым «Евгения Онегина» и предложил ставить «Макбета» Верди в Париже. Тогда же он познакомился с Мездричем, и было решено делать совместную постановку с новосибирским театром, а не со столичными грандами. Естественным образом дирижером стал Курентзис: во-первых, четыре года назад они с Черняковым поставили в Новосибирске уже ставшую легендарной «Аиду», во-вторых, Теодор минувшим летом дирижировал в Париже «Доном Карлосом», так что Мортье хорошо его знал. Таким образом, высокий уровень ожиданий был изначально связан с именами участников постановки.

Все получилось

Этот «Макбет» — очень современная, но в то же время универсальная история, происходящая в маленьком городке. Можно даже сказать — остросовременная. Заставка на контрэкране — компьютерная 3D-анимация, имитирующая навигатор Google. Масштаб укрупняется, становятся различимы черепицы домов городка, автомобили — некий город вообще. Еще до увертюры, в короткой преамбуле мы видим Макбета в камуфляже, с вещмешком, вернувшегося в город с какой-то войны. Он в растерянности стоит на маленькой площади, над крышами домиков летят серые тучи. К нему бросаются восторженные сограждане.

Перед режиссером, взявшимся за этот шекспировский сюжет, пусть даже и в виде вердиевской оперы, главная задача — что делать с ведьмами, как и чем оправдать их присутствие. Черняков нашел очень элегантное решение (выражение уместно, поскольку к созданию спектакля режиссер подходит как к решению интеллектуальной задачи): ведьмами у него стало все население маленького современного городка. Горожане, одетые в условно современные серо-бежевые наряды (плащи, ветровки, свитера, пальто и так далее) ждут Макбета, совершая променад и обмениваясь сплетнями, а когда герой войны вываливается на улицу с Банко, оба пьяные и веселые, с шампанским в руках, тут-то и обещают власть и корону. И вся последующая цепь событий — результат этой провокации.

Решение, найденное режиссером, мне кажется очень сильным, хотя, может быть, у многих вызовет недоумение. Как так, почему мирные обыватели оказались одержимы бесами? Не подвергаются ли тем самым сомнению принципы и ценности демократии? Рискну сказать, что возможно и такое прочтение: художественный образ тем и отличается от выводов социологического исследования, что не дает четких ответов. Здесь можно вспомнить и Догвиль фон Триера, и Твин Пикс Линча — города, в которых, как известно, невиновных нет. Но главное, чего удалось достичь режиссеру, — заставить задуматься о человеческой природе, о тех случаях, когда людское сообщество превращается в толпу, и о том, что народ может быть одновременно и жертвой, и палачом, и тюремщиком, и освободителем. Как раз такой народ предлагает Макбету взять власть.

Но «Макбет» — история не о власти и народе в первую очередь. Это частная история, можно сказать, история одной обыкновенной семьи. Мы видим через большое окно жизнь этой семьи — семьи, члены которой до пророчеств просто счастливы. Удивительно, что такую, казалось бы, совсем не пригодную к приватности историю режиссер смог сделать почти камерной. Макбет и его жена у Чернякова — никакие не прирожденные убийцы. Макбет (красавец-грек Дмитрий Тилякос, великолепный баритон) — слабый, сомневающийся, рефлексирующий интеллигент, чуть ли не герой Достоевского, переступивший через кровь. Леди Макбет (солистка Мариинского театра Лариса Гоголевская) — любящая жена, полная домохозяйка в растянутой кофте — скорее сестра-соратница, чем любовница. Она верит в необыкновенность своего мужа и тоже подталкивает его к убийству, манипулирует супругом. Собственно, режиссер добивается того, что зритель начинает сочувствовать Макбету и его жене, а вовсе не жертвам… Наверное, разглядеть в глубине души героя, сотни лет считающегося абсолютным злодеем, беззащитность и нежность и есть высший пилотаж режиссуры. В этом никакой GPS-навигатор не поможет.

Любой оперный спектакль Чернякова — полноценный театральный текст. «Макбет» можно смотреть именно как драматическую постановку, настолько убедительна игра и исполнителей главных партий, и второстепенных ролей. И естественно, хора, который на сцене действует как единый организм, но при том у каждого персонажа есть своя мини-история, своя, так сказать, «фишка»: кто красит губы, кто хрустит чипсами, кто сосет леденец (что вы хотите, это мирные обыватели, бюргеры, буржуа…), чтобы в следующий момент сомкнуться вокруг жертвы и мгновенно разойтись, оставив неподвижное тело… Вообще, этот спектакль требует не одного просмотра — многие детали видишь только во второй раз. Спектакль, безусловно, входит в некий черняковский театральный метатекст, в нем много рифм к другим постановкам режиссера. Фонарь-кобра на площади отсылает к «Аиде», бесшумно раскрывающиеся двери домиков — к «Двойному непостоянству», Макбет, забравшийся на стол, в костюме и при галстуке, но в трусах — к «Онегину». Эти самоцитаты — скрепы, объединяющие постановки Чернякова в одну большую «Человеческую комедию», оценить масштабы которой, возможно, мы сможем только со временем.

Музыкальная сторона «Макбета» на высочайшем уровне. Курентзис с присущим ему перфекционизмом добился идеального звука. Оркестр играет прекрасно, но если в первый вечер баланс между голосами певцов и звучанием оркестра был нарушен: во многих местах вокал просто не было слышно, то во второй вечер звучание было совершенным. Тилякос показал себя артистом высочайшего уровня. Во второй вечер прекрасно справилась со своей чудовищно сложной партией и Лариса Гоголевская, у которой накануне были некоторые проблемы. Превосходно спел Макдуффа Олег Видеман, особенно место, когда он оплакивает гибель детей, сидя в детской кроватке, с неваляшкой в руках. И вся эта сцена, кстати, в которой горожане покидают дома, собираясь на площади с узлами, чемоданами, всем нехитрым скарбом — одна из самых сильных в спектакле.

Показательна реакция публики — по большей части восторженная. Четыре года назад «Аида» вызвала куда более разноречивые отклики любителей прекрасного. Возможно, за прошедшее время зрители стали менее консервативны. Прогресс, однако. Даже те, кто поначалу был слегка разочарован современностью постановки, в итоге, как показалось, остались довольны. Что, в общем, понятно: в спектакле нет никаких внешних эффектов, нет ничего неоправданного. Это очень понятная и берущая за сердце история. Нет сомнения, что точно такой же понятной и трогательной она будет для парижской публики в апреле–мае.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Директор Большого театра Анатолий Иксанов:

— Вы можете по горячим следам сформулировать впечатление, которое на вас произвел спектакль?

— Трудно оценивать эту постановку сразу после премьеры: окончательное мнение, наверное, сложится через три–четыре дня. Но, безусловно, «Макбет» производит очень сильное эмоциональное впечатление. Что могу отметить: Курентзис и супероркестр, редчайший подбор голосов, потрясающий хор. Что касается режиссуры, то я поклонник Дмитрия Чернякова. Некоторые говорят, что в его постановках много рационализма, но я сторонник умной режиссуры. Этот спектакль умнейший, хотя, наверное, кто-то будет говорить, что Шекспир требует более философского подхода. Этот конфликт неизбежен: одни считают, что классику можно ставить только в декорациях той эпохи, о которой было написано, другим больше нравится «сегодняшний» подход. Я думаю, что спектакль должен быть интересен зрителям, он создается для публики.

— Как вы относитесь к тому, что у Чернякова вместо ведьм обыкновенные горожане — обитатели небольшого городка?

— Я видел много постановок и этой оперы Верди, и шекспировского «Макбета», мне есть, с чем сравнивать… Знаете, сразу я не нашел ответа на вопрос, почему так. Сейчас, через несколько часов, я понял, что эта история о некоем сообществе, жителях небольшого города, поселка. Конечно, они не ведьмы. Но кто, допустим, линчевал негров в маленьких американских городках? Почему скинхеды убивают гастарбайтеров? Конечно, они не ведьмы, хотя убивать людей — настоящее ведьмовское дело. И конечно, этот город не имеет отношения к конкретной географической точке.

— Как вы оцениваете сам проект, факт копродукции с Парижской оперой?

— Я вижу только плюсы и ни одного минуса. Очевидна финансовая выгода: расходы делятся пополам, что важно, уверяю вас, и для Парижской оперы. Далее. Весной весь Париж будет обклеен афишами этого «Макбета». И если о существовании Новосибирска парижане догадывались, то о существовании оперного театра такого уровня даже не подозревали. Теперь будут знать. Этот проект — открытая дверь в дальнейшие отношения. Если парижане будут ставить русскую оперу — будут приглашать ваших артистов. Если вы будете ставить здесь французскую — будете приглашать исполнителей оттуда. К тому же надо понимать, что Парижская опера — это главный театр Европы. Хочу отметить и важность прямых контактов. Кто бы мог представить еще 20 лет назад, что Новосибирский театр напрямую установит отношения с Парижской оперой, минуя все столичные инстанции! Пел ли при советской власти здесь хоть один грек? Так что за такими отношениями, я уверен, будущее.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ