Молодой талантливый режиссер КАНТЕМИР БАЛАГОВ представил свой полнометражный дебютный фильм «Теснота» в новосибирском кинотеатре «Победа» 27 июля. Показ и обсуждение картины, отмеченной престижными призами Канн и «Кинотавра», вызвали живой интереспублики. Судя по отзывам, «Теснота» никого не оставила равнодушным. Одних эта семейная драма на фоне межкультурных различий восхитила, других заставила вступить в жаркую дискуссию, третьих переполнила эмоциями. Зато сам режиссер покорил всех своей открытостью и готовностью к диалогу. «КС» представляет вниманию читателей самые яркие ответы режиссера.
— Кантемир, как возникло название фильма?
— Когда работа над сценарием подходила к концу, названия еще не было. На самом деле назвать фильм — это очень непросто. Мы остановились на «Тесноте» в первую очередь потому, что для меня лично это фильм о внутренней тесноте, когда человеку внутри не хватает пространства для другого, даже самого близкого человека, когда все заполнено только самим собой. Потом появились новые смыслы: территориальная теснота, географическая, узы национальных и семейных традиций и так далее. Когда определились с названием, то и форма начала выстраиваться, в том числе пропорции кадра 4:3. В таком формате герои в кадре должны стоять максимально близко друг к другу, за счет чего тоже появляется теснота.
— В цветовом решении фильма постоянно возникает яркий синий, есть еще заметные красные, желтые, зеленые акценты. Что это значит?
— Когда мы с оператором разрабатывали визуальную составляющую, нам хотелось, чтобы в фильме была цветовая драматургия. Мы решили, что у каждого героя должен быть свой цвет. Главная героиня, ее пространство и ее парень — это синие цвета. Семья — теплые оранжевый, коричневый, охра. Брат и его невеста — зеленый. Красный — это цвет тревоги. Таким образом, конфликт Иланы и ее семьи воспринимается даже подсознательно, через визуальный ряд.
— Как вам, совсем еще молодому человеку, удалось так точно передать атмосферу 90-х?
— Действие фильма происходит в 1998 году, мне тогда было семь лет, и кое-что я помню, это было особенное для меня время. Что-то я брал из своего опыта, из фотоархива родителей. К тому же нам повезло с домом, в котором мы снимали — в этом очень обжитом, настоящем пространстве мы поменяли только некоторые цветовые решения. Другие локации — стадион, заправка, кабинет скупщика и так далее — мы создавали заново, опираясь на документы.
— История похищения молодых людей из еврейских семей в Кабардино-Балкарии основана на реальных событиях?
— Да, сам факт похищения и некоторые особенности взаимоотношений в семье основаны на реальной истории. Оба этих народа — и евреи, и кабардинцы — слишком зациклены на сохранении своих корней, возводят традиции в культ. И некоторые молодые люди от этого могут даже страдать. Мне кажется, у этих народов есть что-то общее. Хотя в целом это универсальная история, которая могла бы случиться в любой национальной среде.
— В фильме очень интересная операторская пластика. Почти все снято с рук?
— Честно сказать, мне пока не близки всякие краны и рельсы, вся эта внешняя оболочка, которая превращает визуальный ряд в какой-то товар. В ручной камере есть тактильность, которой сейчас так мало в кинематографе. Мне это очень близко.
— Что помогло вам настолько нежно, любуясь, передать переживания девушки?
— Большую часть жизни после развода родителей я жил с матерью. Может быть, дело в этом, не знаю. Александр Николаевич Сокуров говорил нам, что когда работаешь над персонажем, нужно сохранять нейтральную гендерную установку. Режиссер не должен быть ни мужчиной, ни женщиной, должен оставаться где-то посередине. Когда я работал над этим фильмом, я старался сделать именно так.
— Какова была изначальная цель съемки этого фильма?
— Это точно не маркетинг, потому что никому не интересен Нальчик 98-го. Самоцель попасть на фестивали — тоже нет, потому что сразу видно, когда режиссер снимает фестивальный фильм (и обычно такие фильмы не попадают на фестивали). На самом деле просто хотелось высказаться.
— Что сказал ваш учитель Александр Николаевич Сокуров по поводу документального видеофрагмента чеченских казней, включенного в картину?
— Нас представители каннского фестиваля просили сократить эту казнь. Я был против, и Александр Николаевич меня в этом плане поддержал. Как режиссер и учитель он не запрещает насилие, он запрещает воспевать насилие. К тому же, посмотрите: там нет крупных планов, смакования, там специально все так замыто и все так притемнено, что практически ничего не видно. Это реальная запись тех лет, которая и сейчас есть в открытом доступе в Интернете.
— Какой съемочный день был самым сложным?
— Первый! Это первый фильм, первый съемочный день, перед тобой 40 человек, и тебе надо что-то с ними делать. Начинал интуитивно, потом взял себя в руки, и все пошло как по маслу. Съемки часто идут совсем в другом порядке, чем события в фильме. Удивительно, но мы начали снимать именно с первой сцены.
— О чем будет ваш второй фильм?
— Это история про молодую девушку, которая возвращается с фронта в родную деревню. После победы было ощущение, что люди станут лучше, жизнь наладится, а эта женщина-фронтовичка сталкивается с неожиданными препятствиями. Какие-то мотивы взяты из Алексиевич, ее книги «У войны не женское лицо». Но это совсем не экранизация.
— Снова исторический сюжет?
— Я сам себе задавал этот вопрос — почему меня не интересует современность, что со мной не так? Вот честно, не могу сказать. Человеческий опыт ограничен временем жизни, а литература, искусство помогают расширить эти рамки. Читая Шаламова, Солженицына, Алексиевич, ты понемногу понимаешь, что существует за рамками твоего восприятия. Надеюсь, этот опыт мне как-то поможет.
— Ваши любимые кинотеатры?
— В детстве у меня был самый любимый кинотеатр «Дружба» в моем районе Александровка в Нальчике. К сожалению, сейчас это полностью заброшенное здание, которое вот-вот развалится. А из современных — вот я первый раз в Новосибирске, и меня удивили ваш кинотеатр и прекрасная публика, понимающая и любящая кино.
WPBuild.Ru