Человек в раме

В Новосибирске накануне нового года побывал Никас Сафронов. За время своего пребывания в городе он открыл персональную выставку, встретился с губернатором НСО Владимиром Городецким, провел прием в ресторане «Экспедиция. Северная кухня», посетил бутик Billionare и выступил в ГПНТБ СО РАН. За полчаса публичной встречи в здании библиотеки он быстренько рассказал об открытом женщинами сердце и подаренном Леонардо багаже.  Подробнее — в репортаже корреспондента «КС» Антона Веселова.

Сафронов заскочил к почитателям между сном и губернатором. Porsche привез моложавого, но усталого художника. Непокрытой головой он встретил обрушившийся на Новосибирск мороз и… не заметил его. Позднее обмолвился: «Эти холода очищают – от вирусов, от дури всякой… Я недосыпаю – так что не заметил ваших -30».

Взлетев на лифте на четвертый этаж, на ходу сбросив легкое пальто, он оставил сопровождавших женщин в зимнем. «Я здесь со своей девушкой – вон она, в дубленке, — сразу расставил все точки над i живописец. – Она приехала в ваш город повстречаться с родителями». И когда слушатели, по большей части принадлежавшие к поколению Никаса, а совсем не поколению его девушки, зашумели, герой встречи отвесил стандартный набор про творческие и позитивные впечатления, которые каждый раз оставляет столица Сибири в его памяти, про открытый и гостеприимный здешний народ, который не фиксируется на нюансах и недостатках, а всегда докапывается до положительного. Особенно ярко это проявляется на визитерах, прибывающих в Зауралье с открытым сердцем и творческим багажом. Дескать, и то, и другое здесь принимается «на ура». А отношения складываются сразу и навсегда.

Дальше по традиции Никас процитировал Оскара Уайльда: «Ни один человек не богат настолько, чтобы купить свое прошлое», подчеркнув, что он-то всегда в пути, прошлое есть опыт, и он не намерен его перечеркивать. В это же самое время открестился от найденного в музее редкой книги каталога своих работ 1998 года: «Я скупил весь тираж и сжег. И эту книгу вам не верну». Пришлось потом с его менеджерами вести бой за фолиант.

Завершая тему неизменности, Сафронов припомнил всуе Конфуция и тут же не согласился с искаженной цитатой: «Я не думаю, что неменяющийся человек становится зверем. Он застывает и остается в некой форме полуживого полуисторического героя – в позе атланта. Это красиво, но не…» На этих словах герой застыл на несколько минут действительно в горделивой и яркой позе. Никас Сафронов, когда-то учившийся в мореходке, держит форму, которую не стыдно при случае поместить в узкую тельняшку.

«Для меня творчество не было основополагающей деятельностью. Я мечтал быть поваром, садовником, летчиком, моряком. Я учился в мореходке. Но внутри меня спал художник. Никак не проявлялся, но жил со мной. — рассказал Сафронов. — Художником я состоялся на четвертом курсе института, когда увидел во сне, как гуляю по некой галерее, где висят мои еще ненаписанные картины, а рядом какой-то дед. Он сопровождает меня по экспозиции и все время поправляет. В чем-то я согласен, где-то спорю даже. В какой-то момент оборачиваюсь – нету деда. Поднимаю голову, а это Леонардо улетает. Я спрашиваю: «Куда ты, Леонардо?» А он бросает мне такой шар — я ловлю. И все, тут я проснулся и понял, что я художник. После этого случая я оставил институт и уехал в Загорск изучать иконопись, потом за рубеж постигать картины старых мастеров. Позже я уже закончил Суриковское. Я все время познавал азы во всех направлениях и начинаниях…»

И тут Никас внезапно ушел в политику. И это не было лучшей частью его непробиваемого вопросами монолога. Он потревожил Эйнштейна, исказив его цитату (как и все прочие): «Когда его спросили, будет ли третья мировая, он ответил, дескать, не знаю про третью, но четвертой точно не будет (согласно общепризнанным источникам,  Альберт выразился иначе: «Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвёртая палками»). Надо точно налаживать отношения с Америкой, Китаем и еще не знаю с кем. Мир настолько накален… что достаточно одной спички. Причем, люди, которые агрессируют – скажем восточные страны, ИГИЛ. Они не понимают или у них такая философия – меня не будет и пусть весь мир разрушится. Мы помним, как Хуссейн перед тем, как его поймали, зажег все нефтяные скважины… И 4,5 месяца нефть выливалась в океан, а потом рождались эти двуглавые животные (при этом у него было такое лицо, словно животных видел воочию). Они там насчитали 100 млрд ущерба. Но на самом деле это триллионы».

Нагнетая, художник ловко перешел к теории хаоса, по традиции уже все немного переиначив: «Один человек получил Нобелевскую премию, доказав, что взмах крыльев бабочки рождает бурю. И если где-то в Австралии, в джунглях, сломали куст, обязательно в Лондоне у кого-то упадет шкаф. Все взаимосвязано. Какой-то добропорядочный швейцарец моет асфальт перед своим домом, а в это время в Чернобыле какой-то мерзавец покупает плохое оборудование за взятку, происходит взрыв и швейцарец умирает от рака, хотя он тут вообще не при делах. Мир настолько маленький и незащищенный… В древности думали, что ему нет конца и края. Открывали новые континенты — сегодня все встало на свои места».

Публика затуманилась. Но Никас, как опытный тамада, все склонил к тосту: «Мир спасает красота искусства, спасает позитив. Если есть культура – есть государство. Если есть искусство – значит, страна развивается». Ряды довольно закивали. А Сафронов устало продолжил по накатанной:

«Все мое искусство эклектично, я не люблю работать в одной манере. У меня три мастерских – в одной я делаю портреты, в другой занимаюсь символизмом, в третьей – dream vision. Я не привык себя ограничивать. У меня разные друзья, я был влюблен всегда в разных женщин. Я предпочитаю экспериментировать. Это дает мне силы!»

И тут же спохватился, что ему ведь уже пора к губернатору. Спешно улыбнулся всем держателям альбомов, подписался на каждом, в том числе и на том, из хранилища ГПНТБ, который собирался сжечь, и спешно отбыл дарить авторский портрет Городецкому.